Императрица Екатерина II Великая имеет к нашему городу самое непосредственное отношение. Именно она даровала ему первый герб и утвердила его первый генеральный план. Она сама проездом посетила город в сентябре 1775 года, направляясь в ярополецкое имение своего сподвижника графа Захара Григорьевича Чернышева.
История личных отношений Екатерины Алексеевны и Захара Григорьевича всегда вызывает большой интерес и обросла мифами. Интересно узнать о них от человека, который был их непосредственным участником – у самой Екатерины. Поэтому обратимся к ее Запискам.
Цитаты в тексте в современной орфографии даны по изданию:
Записки императрицы Екатерины Второй : [Перевод]. - Репринт. воспроизведение изд. 1907 г. - Москва : Орбита : Моск. фил., 1989. - VIII, 748 с., [17] л. ил., факс.
В скобках указаны номера страниц.
Само же издание А. С. Суворина «Записки императрицы Екатерины Второй перевод с подлинника, изданного Императорской Академией наук» 1907 года доступно в Национальной Электронной Библиотеке.
В 1743 году российская императрица Елизавета Петровна, подбирала невесту для своего наследника — великого князя Петра Фёдоровича, будущего русского императора Петра III, и выбор императрицы пал на Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую, которая родилась 21 апреля (2 мая) 1729 года в немецком городе Штеттине.
В конце января 1744 года принцесса с матерью приехали в Россию.
\28 июня (9 июля) 1744 года София Фредерика Августа перешла из лютеранства в православие и получила имя Екатерины, а на следующий день была обручена с будущим императором. Тогда же был сформирован ее двор, и в камер-юнкеры ей дали графа Захара Григорьевича Чернышева. В момент их знакомства Екатерине было 15 лет, Захару – 22.
Грот Г. Х. Портрет великой княгини Екатерины Алексеевны в охотничьем костюме. 1745-1747. Холст, масло. Собрание Нижегородского государственного художественного музея. Фото С. Кабурневич
Вскоре императрица Елизавета отправилась в Киев, Екатерина с великим князем и свитой выехали за несколько дней до нее.
Это путешествие Екатерина описывает так.
«Во время этого путешествия возникла в нашей свите большая распря, и вот что дало к ней повод. У великого князя была своя карета, в которой ему следовало быть с его гувернером, Брюммером, обер-камергером Бергхольцем и обер-егермсейстером Бредалем, все с людьми, назначенными для его воспитания. Я была в своей карете с матерью, графиней Румянцевой и Каин, фрейлиной матери. Великий князь, скучавший в своей карете с педагогами, захотел поехать с матерью и со мною, и приглашал четвертым кого-нибудь из кавалеров свиты. Большей частью это были либо князь Голицын, либо граф Чернышев, мои кавалеры, которые были тогда такие же живые и ветреные, как и мы. Матери, в свою очередь, было скучно одной с троими детьми во время такого длинного путешествия и, чтобы всех удовлетворить, она выдумала взять одну из повозок, которые были с нашими постелями; она велела положить туда доски и подушки, так что на них могли усесться от восьми до десяти человек.
Когда эта повозка была готова, мы не хотели больше ее покидать и, кроме матери, великого князя и меня, туда сажали только того, кто мог всего больше нас позабавить и развлечь, и с утра до вечера мы то и дело смеялись, играли и развлекались; но так как графиня Румянцева, Брюммер, Бергхольц и Каин никогда туда не допускались, то они очень разобиделись, порицая, критикуя и ворча из-за всего, что мы ни делали.
Они ехали все четверо в одной карете, где, между тем как мы забавлялись, они взаимно поддерживали дурное расположение духа, разжигая друг друга на наш счет. Наша повозка это знала, но ни во что не ставила». (с. 51-52)
Венчание шестнадцатилетней Екатерины и семнадцатилетнего Петра Федоровича состоялось 21 августа (1 сентября) 1745 года. Брак для Екатерины не стал счастливым.
В своих Записках она написала, что ее домашний уголок далеко не был приятен. «У великого князя все были какие-то ребячества; он вечно играл в военные действия, окруженный прислугой и любя только ее; у себя не имела я больше свободы резвиться с моими девушками; Крузе внушала им смертельный страх; она запрещала им почти что разговаривать со мной» (с. 74). Уехала ее мать, удалили от двора Марию Петровну Жукову, к которой она особо привязалась. Екатерина пишет, что все, кого могли заподозрить в привязанности к ней, подвергались ссылке и отставке.
«Несколько недель спустя удалили от меня графа Захара Чернышева, чтобы отправить его посланником в Регенсбург; сама его мать ходатайствовала перед императрицей об этой отсылке, так как она ей сказала: «Я боюсь, что он влюбится в великую княгиню; он только на нее и смотрит, и когда я это вижу, я дрожу от страха, чтобы не наделал он глупостей». (с. 79).
Екатерина в своих Записках писала о Захаре Чернышеве с симпатией.
«Во время последних зимних месяцев и частых придворных балов и маскарадов при дворе снова появились двое прежних моих камер-юнкеров, назначенных полковниками в армию, Александр Вильбуа и граф Захар Чернышев; так как они искренно были ко мне привязаны, то я была очень рада их видеть и сообразно с этим приняла их; они со своей стороны пользовались каждым случаем, когда могли дать мне доказательства своего искреннего расположения. Я тогда очень любила танцы…» (с. 314)
«Граф Захар Чернышев вернулся в Петербург; как к старинному знакомому я продолжала очень хорошо к нему относиться; от меня зависело на этот раз принимать его ухаживания, как мне угодно. Он начал с того, что сказал мне, что находит меня очень похорошевшей. В первый раз в жизни мне говорили подобные вещи. Мне это понравилось и даже больше: я простодушно поверила, что он говорит правду. На каждом балу - новые разговоры в том же духе; как-то раз княжна Гагарина принесла мне от него девиз; разламывая его, я заметила, что он был вскрыт и подклеен; билетик в нем был, как всегда, печатный, но это были два стиха, очень нежных и чувствительных. Я велела принести себе после обеда девизы и стала искать между ними билетик, который мог бы отвечать, не компрометируя меня, на его билетик, нашла подходящий, положила его в девиз, изображавший апельсин, и дала его княжне Гагариной, которая передала его графу Чернышеву. На следующий день она принесла мне от него еще девиз, но на этот раз я нашла в нем его собственноручную записку в несколько строк.
На этот раз и я ответила, и вот мы с ним в правильной, очень чувствительной переписке. На первом маскараде, танцуя со мною, он стал мне говорить, что имеет сказать мне тысячу вещей, которых не смеет доверить бумаге или вложить в девиз, так как княжна Гагарина может раздавить его в кармане или потерять по дороге, а потому он просит назначить ему на минуту свидание у меня в комнате или где это я найду удобным.
Я ответила ему, что это совершенно невозможно, что мои комнаты совершенно недоступны и что я также не могу выходить из них. Он мне сказал, что переоденется, если это нужно, лакеем, но я наотрез отказалась, и дело остановилось на переписке, какую прятали в девизы. Наконец княжна Гагарина спохватилась, что из этого может выйти, стала бранить меня за то, что я ей это поручаю, и не захотела больше принимать девизы. Между тем кончился 1751 год и начался 1752 год. В конце масленой граф Чернышев уехал в свой полк». (с. 323-324)
«Около этого времени мы узнали, что Захар Чернышев и полковник Николай Леонтьев поссорились между собою из-за игры в карты у Романа Воронцова, что они дрались на шпагах и что граф Захар Чернышев был настолько тяжело ранен в голову, что его не могли перенести из дома графа Романа Воронцова в его собственный; он там и остался, был очень плох, и говорили о трепанации. Мне это было весьма неприятно, так как я его очень любила. Леонтьев был по приказанию императрицы посажен под арест. Этот поединок занял весь город, благодаря многочисленной родне того и другого из противников. Леонтьев был зятем графини Румянцевой и очень близким родственником Паниных и Куракиных. Граф Чернышев тоже имел родственников, друзей и покровителей. Все случилось в доме графа Романа Воронцова; больной был у него. Наконец, когда опасность миновала, дело замяли, и тем все и кончилось». (с. 340)
Антропов А. П. Портрет императрицы Екатерины II. 1764. Холст, масло. Собрание Ярославского художественного музея. Фото С. Кабурневич
Но она давала Захару Чернышеву и не очень лестные характеристики. Так, позднее описывая в Записках период, когда в 1744 году только образовывался ее двор, она говорит о графе так.
«Во время празднества по случаю мира мне образовали своего рода двор: его составляли 3 камергера… и 3 камер-юнкера, именно: Александр Внльбуа, граф Захар Чернышев и граф Андрей Бестужев-Рюмин. Мать хотела, чтобы я делала кислое лицо графине Румянцевой за ее поступки, а я, считавшая ее моей будущей приставницей и полагавшая, что надо угождать императрице, я не была очень расположена делать себе из нее врага…
Граф Захар Чернышев, к которому, как мать знала, граф Брюммер и графиня Румянцева имели решительную антипатию и характер которого - теперь его разузнали, - уже развивался тогда, был тем, кого она отличила, чтобы им досадить; напыщенно поверхностный и приписывающий совсем другой причине то, чего он не ожидал, он хвастался этим и тысячью глупостей давал понять людям то, чего, клянусь, не было» (с. 181-182)
В «Шутливой характеристике придворных» она написала, что граф Захар Григорьевич Чернышев умрет смертью праведника, а она сама умрет от услужливости. (с. 662)
А в «Портретах нескольких министров…» она написала:
«У генерала Чернышева есть ум и способности ко всякого рода делам, но у его слишком большое самолюбие, которое портит его многие хорошие свойства, и он часто бывает пропитан ложными правилами и есть что-то подозрительное во всем, что он делает, и даже во всех его качествах». (с. 711)
Тем не менее, хорошие отношения у них сохранились на всю жизнь.
Рослин А. Портрет графа Захара Григорьевича Чернышева. 1776. Холст, масло. Собрание Государственного Эрмитажа, Санкт-Петербург
Екатерина Алексеевна стала императрицей Екатериной II Великой, а граф Захар Григорьевич Чернышев стал выдающимся государственным деятелем. Он был генералом-фельдмаршалом. Прославился успешными действиями в годы Семилетней войны. В 1763-1774 годах возглавлял военное ведомство. Был первым генерал-губернатором Могилёвским и Полоцким (1772—1782), владельцем Чечерска. После назначения генерал-губернатором Москвы (1782) выстроил известный дворец на Тверской.
Выстроил прекрасную усадьбу в Яропольце, на основе которой в 1772 году учредил первый в России майорат. В 1775 году Екатерина II посетила Ярополец и осталась этим визитом весьма довольна. Память об этом событии запечатлена в обелиске, который до наших дней украшает усадебный парк.
