Боря Кузнецов родился в 1925 г. в Волоколамске в семье рабочих. Учился в Волоколамской средней школе. 19 декабря 1941 г., при отступлении фашистских захватчиков из города, вступил в перестрелку с немецкими минерами, пытавшимися взорвать мост через р. Городенку. Во время боя был тяжело ранен. Умер в клинике г. Москвы 18 марта 1942 г. Похоронен на Преображенском кладбище г. Москвы. Награжден медалью «За отвагу». В Волоколамске в 1975 г. ул. Почтовая переименована в ул. Бориса Кузнецова, проезд, примыкающий к улице, также носит имя героя.
ЗАПОМНИТЕ ИМЯ ЕГО
Морозит, и к вечеру клонится день.
По городу бродит парнишка.
Мохнатая шапка на нем набекрень.
Коньки крепко держит под мышкой.
Свернул в переулок и юркнул вдруг в дом,
Разрушенный бомбой недавно,
Пробрался в сарай, притаился там в нём,
А рядом штаб вражеский – главный.
Стоят часовые, собаки при них,
Парнишка сквозь щель наблюдает.
Вот тянется кабель, связь, значит, их.
А связь что такое – он знает.
Вдруг утром по городу слышно: «Тревога!».
Парнишка спит дома – лицо его строго
И снится ему, как фашисты, грозясь.
Ищут того, кто нарушил им связь.
Находчив он был, неприметен и смел.
Немало врагам навредить он сумел.
Стоят во дворе грузовые машины,
А утром у многих проколоты шины,
И в радиатор налита вода.
«Ну как партизаны пробрались сюда?»
И мог ли додуматься враг,
Что партизан-то парнишка-чудак.
Вот слышатся утром по дому шаги
«Рус панцер, рус панцер!» – кричали враги.
И трое фашистов со связкой гранат
Метнулися к мосту, спешат.
Он, спрятанный свой достает автомат,
И догоняет у моста солдат.
Стреляет, и падают оба солдата,
Но третий дал очередь из автомата.
Вдруг слышит парнишка родное: «Ура!».
Советские танки. Бежит немчура.
А мост не подорван. Мост невредим.
И шепчет парнишка едва: «Победим».
Из рук выпускает он свой автомат,
Глаза его радостным светом горят.
Он не был солдатом, он был пионером.
Пусть будет для всех он хорошим примером.
Без страха смотрел своей смерти в лицо.
Запомните имя – Борис Кузнецов.
Столярова, Н. Запомните имя его : [стих] / Н. Столярова // Волоколам. край. – 1994. – 20 дек.
КРАСНЫЙ ГАЛСТУК БОРИ КУЗНЕЦОВА
«...3а проявленную в борьбе с гитлеровскими захватчиками доблесть, героизм и мужество наградить пионера Кузнецова Бориса Дмитриевича медалью «За отвагу».
(Из приказа войскам Западного фронта № 307 от 20 марта 1942 года).
1
Боря Кузнецов не был «сыном полка», не довелось ему стать партизаном. Он жил в семье с матерью, бабушкой и братьями. Но война пришла в его город, в его родной дом. И Боря стал бойцом. Бойцом против гитлеровских захватчиков. Он сражался и безоружный, и с автоматом в руках.
В октябре 1941 года, под вечер, на подмосковный город Волоколамск налетели фашистские бомбардировщики. Их было много. Тройка наших истребителей врезалась в стаю «юнкерсов», но вражеские бомбовозы все же сбросили свой груз. На старинный тихий городок обрушились фугасные, осколочные и зажигательные бомбы. И сразу серое октябрьское небо почернело.
После бомбежки по городу днем и ночью тянулись наши отступающие войска – повозки, машины, пушки, а более всего матушка-пехота. Усталые, грязные и мокрые, понуро шагали бойцы. Каждый упорно глядит себе под ноги, избегая вопросительных, скорбных глаз женщин и стариков, прильнувших к окнам домов, стоявших у дверей, у калиток палисадников. Тяжелые это были проводы. Пожалуй, только мальчишки хоть чуть-чуть скрашивали гнетущие часы отступления. Мальчишки совали свой нос всюду.
В тот день и Боря Кузнецов с утра провожал отступавшие войска. Машин и повозок уже было мало, пехота шла негусто, нестройными колоннами. Низкорослый пехотинец в большущих ботинках и обмотках, заляпанных грязью, нес на плече ручной пулемет. Две коробки с дисками он доверил нести Борису. Уважительный солдат, но молчаливый. Так и не удалось Борису с ним разговориться, узнать, в каких деревнях уже немцы. А на окраине Волоколамска солдат взял свои коробки обратно, сказал с хрипотцой:
– За подмогу спасибо. А теперь, парень, топай домой. Немец нагрянет скоро.
Домой Борис не спешил. Через полчаса он был на другом конце города. Слева от уже пустынного шоссе, на огороде стояла пушка. Борис направился к ней.
Артиллерист в каске – молоденький безусый парень встретил его окриком:
– Что надо? Марш отсюда!
– Я только хотел посмотреть, я..., – растерялся Боря, но тут же вкрадчиво спросил:
– Ваша пушка далеко бабахнуть может?
– Отсюда не видать, – мягче проговорил артиллерист и, скользнув глазом по торчавшему из-под воротника красному галстуку, уже без насмешки добавил: – Пионер ведь, а старших не слушаешься.
Артиллерист сделал несколько шагов к парнишке, но тут послышалась громкая, отрывистая команда:
– Батарея, к бою!
По другую сторону шоссе, откуда донеслась команда, стояли в капонирах еще три пушки. Из окопов выскочили красноармейцы. Молодой артиллерист кинулся к своему орудию. В проворных руках мелькнул снаряд и скрылся в казеннике. Щелкнул замок:
– Огонь!
Грохнул выстрел. Еще и еще. Молоденький артиллерист не отрывался от прицела. Но даже и в эти напряженные минуты он не забывал о мальчишке, растерянно стоявшем в нескольких шагах позади пушки.
– Ложись! Ползи сюда! – крикнул артиллерист.
Боря послушался, пополз. Когда он был уже у пушки, по ее зеленому щиту сыпануло словно горохом. Пули рикошетили с визгом. Двое артиллеристов упали на лафет. Один попытался вскочить, дотянуться до ящика со снарядами, но тут же ткнулся лицом в землю.
– Снаряды! Быстрей! – скомандовал наводчик.
Боря схватил тяжелый ящик, чуть приподнял – не донесешь. Отбросил крышку, стал по одному таскать снаряды к орудию.
И они стреляли. Били пушки и с другой стороны шоссе. Какое-то время Боря ничего не видел вокруг. Он кидался к ящикам, хватал снаряды; блестящие головки, тусклые латунные гильзы и грязные руки молодого артиллериста – только их видел Боря. Потом снаряды кончились.
– Все, отстрелялись, – наводчик впервые обернулся, и Боря увидел его лицо, тоже грязное, потное.
Подъехали полуторки. Раненых – в кузов, пушку на прицеп. Боря доехал с артиллеристами почти до дома. Спрыгнул на малом ходу.
Четыре грузовика с пушками промчались по шоссе. На какое-то время наступила тишина. И вдруг на соседней улице стал быстро нарастать рев моторов, раздались автоматные очереди. Боря поспешил в дом. На сегодня все. Сегодня он проводил друзей, как положено. И встретил врага – тоже не плохо. Так, как встречает врага боец передовой линии фронта.
2
Затаилась жизнь в Волоколамске. Улицы опустели. На Октябрьскую площадь, будто пустыми глазницами, глядели выбитые бомбежкой окна районных учреждений. Школы, кинотеатры, магазины закрыты. Ни электричества, ни газет, ни радио. Оккупация.
Страшные это были дни. Гитлеровцы устанавливали «новый порядок». Открыли комендатуру, тюрьму, лагерь для военнопленных, назначили бургомистра и собрали из уголовников свору полицаев.
В окрестностях города, неподалеку от возмищевского кладбища, рота фашистов окружила крошечный отряд вооруженных комсомольцев. До последнего патрона отстреливались советские патриоты. Но слишком неравными были силы. Двух девушек и шестерых парней гитлеровцы схватили и после допросов и жестоких пыток повесили. Много дней и ночей ветер раскачивал окостеневшие тела героев, до самого прихода советских войск. Чтобы устрашить народ, на столбе возле виселицы палачи прибили плакат: «Это судьба тем, кто занимается саботажными актами...».
К месту казни восьми комсомольцев гитлеровцы сгоняли жителей города. Дети и подростки видели казнь издали. Среди них был и Боря Кузнецов. Теперь невозможно сказать точно, что думал и чувствовал тогда пятнадцатилетний мальчуган. Но с того дня он стал не по-детски серьезным, молчаливым, задумчивым, часто уходил из дома. Наколет дров, принесет воды, сделает все, что велит мать, а потом спросит:
– Теперь-то, мам, погулять можно?
– Ну, какое же сейчас гулянье, сынок? – вопросом отвечает Степанида Никифоровна и старается придумать сыну какое-нибудь новое дело по хозяйству. Но дела все же кончались, и Боря уходил.
Он пробирался в сарай за домом, задвинув дверь на засов, доставал из дров тяжелый сверток из мешковины. В свертке – немецкий автомат «шмайссер» и магазины с патронами. Оружие подобрал Боря на окраине Волоколамска в первый день оккупации. В сарае мальчуган разбирал и собирал автомат, изучал, как он действует. Ведь когда придет час, надо бить фашистов наверняка.
Когда настанет этот час, Боря не знал. Он-то готов стрелять в гитлеровцев в любую минуту. Но мать, бабушка, братишка. Их ведь тогда повесят. Как тех, комсомольцев. И Боря пока ждал. Он прятал автомат понадежнее и уходил из сарая.
И все-таки он кое-что делал. В центре города на перекрестке стоял указатель с жирной надписью: «Нах Москау 120 км». Боря перечеркнул эту надпись, написал мелом, тоже жирно: «На тот свет». А ниже – «Смерть фашизму!». И стал наблюдать из-за угла дома. Пять или шесть машин проехали, но вот остановилась легковая. Боря видел из своего укрытия, как толстый немец в офицерской форме тыкал в зубы регулировщику и махал рукой на указатель...
Армейский штаб охраняли автоматчики, во дворе дома были привязаны два волкодава. И все же в сумерках Боря бесшумно подобрался к забору и обрубил висевший над ним многожильный телефонный кабель. Связь штаба с воинскими частями прервалась надолго. Телефонисты искали обрыв по всем линиям. Им и в голову не приходило, что кто-то осмелится перерубать провода под самым носом у часовых.
3
Нахлобучив до глаз шапку-ушанку, подняв воротник старенького пальтеца, Боря с коньками под мышкой бродил по улицам и переулкам Волоколамска. Коньки – для отвода глаз, какое теперь катанье, когда гитлеровцы хозяйничают в городе. Детство прошло, может быть, в тот час, когда казнили восемь комсомольцев. Боря смотрел, слушал, запоминал. Так, наверное, делало все поколение мальчишек, по воле судьбы оказавшихся на захваченной врагом земле.
Боря просыпался по утрам с одной и той же мыслью: не придут ли сегодня наши? Тот молчаливый пулеметчик, которому он помог нести пулеметные коробки, молодой артиллерист, с которым он стрелял из пушки. Но дни проходили, а фашисты бесчинствовали в Волоколамске.
Однажды в ноябре Борис увидел на Комсомольской улице мужчину в рваном полушубке, заросшего бородой, изможденного. Прохожий сильно хромал, иногда останавливался, кашлял, согнувшись, и оглядывался по сторонам. Обогнав человека, Боря узнал его. Дядя Ваня!.. Точно. Но как он оказался в Волоколамске, ведь его чуть ли не в один день с отцом Бори провожали на фронт?
Боря замедлил шаг, опять отстал от хромавшего путника, пошел сзади. Никак не мог собраться мыслями.
Иван Михайлович Козлов был другом семьи Кузнецовых. Борис хорошо помнит и жену дяди Вани – Марию Михайловну и их дочку Зою.
Почему дядя Ваня здесь, а не на фронте? Куда он идет? Ведь его семья уехала в Соснино. Боря хотел окликнуть Ивана Михайловича, но из переулка вынырнули патрульные. Один вскинул автомат, остановил Козлова.
– Рус зольдат? Партизан?
– Нет. Сам по себе.
Боря сделал вид, будто бы загляделся на пролетавший самолет, и только потому отстал от Ивана Михайловича. Он подошел, сказал спокойно:
– Отец это мой. Фатер. Домой идем.
Патрульные о чем-то поговорили меж собой. Один махнул рукой.
– Шнель! Нах хаузе!
Боря потянул Ивана Михайловича за рукав:
– Пошли, папа!
Солдаты закурили сигареты, шагали сзади до самого дома Бори. Но когда «отец» с «сыном» действительно скрылись в доме, патрульные ушли.
4
Кузнецовы жили в старом двухэтажном доме по Социалистической улице. Мать Бори Степанида Никифоровна встретила Ивана Михайловича радушно, ни о чем не спрашивая, сразу захлопотала у печки, потом стала собирать на стол. Боря рассказывал, где он встретил дядю Ваню.
– Разговоры потом, а сейчас обедать, – прервала сына Степанида Никифоровна.
– Больше суток во рту крошки не было, – проговорил Иван Михайлович и закашлялся. Он кашлял до слез, согнувшись на стуле, прижимал руки к| груди.
– Давно это у вас? – встревожилась хозяйка.
– Пустяки... Обыкновенная простуда. А вот ногу мне перевязать надо, плохо может кончиться.
Скрипнув зубами от боли, Козлов снял сапог с продранным голенищем: осколком пробороздило.
И теперь, промывая рану марганцовкой и накладывая повязку, Степанида Никифоровна не пустилась в расспросы. Обедали тоже молча. Когда младший братишка Бориса ушел гулять, Иван Михайлович начал разговор сам.
– Спасибо вам, Степанида Никифоровна, за прием, за обед. И тебе, Боря, спасибо. Но должен я вам сказать все начистоту: из плена я убежал. Бой под Бухоловым был. Меня и других раненых немцы схватили. Ну вот. Мне и еще одному артиллеристу удалось бежать. В Волоколамск я не думал заходить, но нога... Однако, – Иван Михайлович поочередно заглянул в глаза Степаниде Никифоровне и Боре, сказал поспешно: – однако, в случае чего я уйду сегодня же.
– С такой ногой? – Кузнецова покачала головой. Проговорила тихо, с укором: – И напрасно вы нас обижаете, Иван Михайлович. Борин отец, а мой муж добровольно на фронт ушел, а мы вас, раненого, так вот и выгоним? Оставайтесь, живите.
– Но ведь для вас опасно, – Иван Михайлович опять закашлялся.
– Теперь всем опасно. Для того фашисты и виселицу соорудили, чтоб все опасались.
На том разговор кончился...
Козлов прожил в семье Кузнецовых около недели. Потом рана его немного затянулась, он стал собираться в путь – за линию фронта, стоявшего где-то возле Дубосекова. Боря и Степанида Никифоровна уговаривали его помедлить с уходом, пока нога подживет совсем. Но неожиданное событие, которое даже трудно принять за чистую правду, выгнало из дома не только Ивана Михайловича, но и всю семью Кузнецовых.
Случилось это седьмого ноября. Только что вскипел самовар, Степанида Никифоровна поставила на стол миску с ржаными лепешками и тарелку с тонкими ломтиками сала.
Боря достал из комода красный галстук – праздник ведь. По привычке хотел повязать, вставил концы в пионерский значок с полыхающим костром на эмали.
– Убери, – Иван Михайлович взял в руки галстук, вздохнул. – Это для тебя – самое святое. Частица нашего красного знамени.
– А почему, дядя Ваня, у галстука три уголка, знаете?
– Хватит вам политикой заниматься, чай остывает, – прервала разговор Степанида Никифоровна и пригласила всех к праздничному столу. И тут нагрянули непрошенные гости. Они подъехали к дому на старинных дрожках – два эсэсовца c блестящими бляхами на груди и разодетая старуха. Бабушка Бориса – Анна Лаврентьевна прильнула к окну и тихо вскрикнула от удивления и испуга:
– Батюшки, да ведь это она, купчиха! Истинный господь, Наталья Константиновна!
Иван Михайлович побледнел. Взглянув сбоку в окно, он тоже узнал волоколамскую купчиху Матвееву. Именно он когда-то принимал участие в конфискации имущества этой богачки, имевшей магазин и двухэтажный дом, в котором квартировали теперь Кузнецовы.
– Куда? – вполушепот спросил Иван Михайлович.
– Сюда, прячьтесь, дядя Ваня! – Борис позвал его на кухню, где в стене была небольшая ниша, оставшаяся после переделки этажа на две квартиры. Снизу нишу прикрывали мешки, сверху – корыто.
Первыми вошли немцы, за ними купчиха. Она перекрестилась, проговорила тихим дребезжащим голосом:
– Слава тебе, господи, вот я и дома.
Степанида Никифоровна стояла у стены, заложив руки за спину. Боря с любопытством разглядывал старуху в дорогом драповом пальто и старомодной шляпе. Ничего особенного. И чего испугался дядя Ваня? Немцев, конечно, испугались, а не этой старушенции, от которой так и разит нафталином. Купчиха! Не похожа совсем. Всех купчих и помещиц, о которых Боря читал в учебниках, он представлял себе толстыми, с зычными голосами. А у этой голос тихий, сама тощая, сгорбленная. Таким полагается уступать очередь в магазине.
Один немец остановился у двери, положив руку на кобуру парабеллума, другой– вышел вместе со старухой на середину комнаты. Купчиха колюче взглянула на Степаниду Никифоровну, сказала все так же тихо, с издевкой:
– Не имею чести вас знать-величать. Но меня вы знать должны. Как же, столько лет бесплатно жили в моем доме, – и, перейдя на «ты», добавила: – Кланяйся ж своей благодетельнице.
– Эта квартира коммунальная, – тихо сказала Борина мать.
– Коммуния кончилась. Теперь вернулся закон и твердый порядок. – Купчиха вдруг шагнула к Степаниде Никифоровне, прошипела злобно: – Поклониться хозяйке не хочешь, хамка? Вон из моего дома!
– Приказ фюрера есть возвращать собственность частный лицо. Дом принадлежайт фрау Матфеева, – сказал эсэсовец-переводчик и после небольшой паузы закончил: – Завтра делаем контроль. Дом обязан быть чист.
Немец сказал, что ему положено, и пошел к двери. А купчиха задержалась, протянула к Степаниде Никифоровне сухую, в синих прожилках руку, заверила:
– Не уедешь из дома – изничтожу!
И Боря, глядя на вытянутую, хватающую воздух руку старухи с костлявыми пальцами, почему-то вспомнил виселицу, и ему стало жутко до озноба, как и тогда, когда он видел, как гестаповец тянул за конец веревки, с трудом поднимая на перекладину очередную жертву со связанными назад руками. Он кинулся к матери, шепнул:
– За горло схватить может!
Старуха услышала. Сжав пальцы в кулак, крикнула:
– И задушу! Своими руками удавлю, змееныш, если завтра здесь застану.
Дядя Ваня ушел в тот же вечер. Ему удалось перейти линию фронта, разыскать свой полк, вместе с которым он еще долго шагал по фронтовым дорогам, до нашей великой Победы.
5
К полудню Боря обошел весь город – искал квартиру. Нигде, ничего. Многие дома разрушены бомбежкой, в других немцы. В начале Коммунальной улицы Кузнецов повстречал дружка Сережку. С ним были еще двое мальчишек, которые тянули за собой большие салазки с пустым мешком, веревкой и пилой.
– Куда направились? – спросил Боря.
– Конину пилить, на Лудину Гору, – за всех ответил Сережка.
Странный ответ не удивил Борю. Он знал, что на Лудиной Горе после сильного боя осталось много убитых лошадей. Голод гнал жителей за мерзлой кониной, которая поддавалась только пиле.
– С нами не пойдешь? – спросил Сережка.
– Надо бы. Но квартиру ищу.
– Кому?
– Кому, кому! Себе. Выгнали нас. Купчиха объявилась, разъерепенилась, как тигр. Кулаками машет: дом мой!
– Не горюй, Борь! – шмыгнул носом Сережка. – Первый дом за мостом видишь? Там во дворе есть еще домик, он пустой.
Дружки расстались. Сережка сказал правду. За мостом в глубине двора был пустующий флигелек.
До самого вечера, до наступления комендантского часа, Кузнецовы перевозили на салазках пожитки на новую квартиру. Все устали так, что едва держались на ногах. Мать беспокоилась – пустят ли их завтра в дом, где осталось несколько мешков картошки, шкаф, кровати. Мебель-то уж ладно, а без картошки – голод.
В сумерках, не зажигая огня, семья Кузнецовых сидела на узлах в новой квартире. Новоселье было нерадостным. Сыро, холодно. Стекло в окне выбито, на подоконнике – горка наметенного снега.
– Как же теперь жить-то будем? – ни к кому не обращаясь, спросила бабушка Анна Лаврентьевна.
— Как-нибудь, как все, – устало ответила мать и сказала Боре: – Ступай, сынок, нет ли во дворе дров, а я пока окно заделаю.
Дрова во дворе нашлись. Целая поленница – до войны люди с запасом жили. Боря набрал охапку, понес в дом.
– У-у-х – разнеслись вдруг басовитые раскаты взрыва. Мальчишка даже присел. За пригорком, в стороне Лудиной Горы, в небо поднимался черный столб дыма.
Борю подмывало сбегать посмотреть, что случилось на Лудиной Горе. Но бежать некогда: мать за дровами послала.
Причина взрыва открылась на следующее утро. С улицы, совсем рядом, донесся пронзительный крик женщины, послышались другие крики и опять женский плач. Боря выскочил на дорогу и столкнулся со знакомыми салазками. На салазках лежал Сережка – истерзанный и окоченевший. Из-под него торчала пила, чья-то аккуратная рука привязала веревкой и полмешка мерзлой конины. Вместе с Сережкой на мине подорвались и оба его дружка.
6
Доходила первая неделя декабря. Зима была снежной, трещали морозы. Глухо, пустынно было в эти дни в Волоколамске. Людям казалось, что до весны не дожить. Ползли тревожные слухи: гитлеровцы подобрались к самой Москве. Устоит ли столица? Тяжкий вопрос.
Но вот однажды, словно долгожданная ласточка, пронесся радостный слух: «У немцев что-то того, заело».
Через Волоколамск потянулись санитарные машины, набитые ранеными. Покатили вереницы легковых – штаб. На грузовиках громоздились мебель, велосипеды, пианино, сундуки, чемоданы. Грабители уже спасались бегством, но еще надеялись удержать награбленное.
Одевшись потеплее, Боря с утра занимал свой наблюдательный пункт: около выбитой в заборе доски. Он часами наблюдал за дорогой через мост. Немецкие колонны видны, как на ладони. Борис смотрел, запоминал, придут наши – все расскажет. А наши придут скоро, теперь уже нет сомнений: вереницы отступающих машин становятся гуще, у моста все чаще образуются пробки.
К ночи все дворы и переулки были запружены автомашинами и повозками. Грузовики въехали и во двор, где во флигеле жили Кузнецовы. В соседнем большом доме долго стоял гвалт. Солдаты выбегали наружу с котелками и кружками, толпились у походной кухни, получали ужин. Шоферы сливали воду из радиаторов, били кованными ботинками по колесам грузовиков – не спустил ли баллон.
К полуночи все затихло. Солдаты спали в соседнем доме. Только часовой у ворот яростно притопывал на морозе. Но вот не выдержал и он, скрылся в доме. И тотчас тихо отворилась дверь флигеля...
Боря с вечера не спал. Он лежал на своей лавке у окна и глядел во двор. Дождавшись, когда все уснули, он тихонько выскользнул из-под полушубка, пошарил в углу большой бидон без ручки (ведро нельзя, непременно громыхнешь!) и осторожно зачерпнул воды из кадки. Потом он занял пост у окна. И как только часовой скрылся в доме, Боря вышел во двор, вскочил на буфер ближайшей машины и вылил воду в радиатор. Тонкие трубки на морозе потрескивали, словно стеклянные. Подождав немного и убедившись, что вокруг все тихо, Боря «заправил» другую машину. Потом еще три. Может быть, он поработал бы и дольше, но кончилась вода в кадке.
Утром гитлеровцы не досчитались в своей колонне пяти грузовиков. Они остались во дворе до прихода наших частей и были взяты как трофеи.
7
На рассвете 19 декабря жители Волоколамска прислушивались к доносившейся с северо-востока канонаде. Вскоре сквозь артиллерийский гул прорезалась трескотня пулеметов.
Фашисты в городе заметались. По улицам носился серый бронированный вездеход с подрывниками и факельщиками. Они готовились дотла сжечь город.
Вспарывая гусеницами наледь дороги, вездеход подкатил к колокольне Воскресенского собора. Гитлеровцы поспешно вытащили из кузова новенький станковый пулемет «МГ-34», выгрузили целую гору тяжелых коробок с пулеметными лентами. Грохоча сапогами по лестнице, солдаты втащили пулемет и коробки на колокольню. Здесь устраивал свое последнее гнездо пулеметчик-смертник. Отходить ему некуда: слезая с колокольни, эсэсовские солдаты топорами срубили два лестничных пролета.
Команда подрывников-факельщиков остановилась во дворе дома № 1 по Коммунальной улице. Боря, немного владевший немецким, понял: на восточной окраине города мост через речку уже взорван. «Теперь гляди в оба, и наш мост взлетит, непременно». Так подумал Боря и сразу решил – буду охранять мост. Вот оно – настоящее дело! Бить гитлеровских подрывников. А потом доложить первому советскому командиру: «Сдаю вам мост в исправности, охранял его пионер Кузнецов».
От этой мысли часто забилось сердце. Борису уже не сидится на месте, он ходит из угла в угол, то и дело выбегает на улицу, нетерпеливо поглядывает на дорогу.
Стемнело. В окрестностях города замерцали всполохи ракет. На бугре, за речкой, вспыхнул, как свечка, большой деревянный дом.
Во двор, освещенный пожаром, влетел мотоциклист-офицер, что-то скомандовал солдатам. И сразу понеслись тревожные крики: «Русс панцир! Русс панцир!».
– Танки! Наши танки идут! – Боря опрометью вылетел на улицу.
Трое гитлеровцев со связкой гранат и минами метнулись к мосту. Борис вытащил из поленницы дров припрятанный «шмайссер», на ходу взвел рукоятку затвора.
Подрывники спускались под мост, как вдруг морозный воздух прорезала короткая дробь автомата. Один солдат, выронив гранаты, ткнулся в снег, замер. Боря прицелился в другого. Очередь – и гитлеровец, взмахнув руками, присел, схватился за бок. Только третий немец успел выстрелить в Борю.
Вдоль берега, по целине, к мосту приближался тяжелый танк со звездой на башне. Боря успел заметить, как из танка ударил пулемет, как третий фашист свалился в снег.
По танку цокнули бронебойные пули – с колокольни. Борис лежит на боку, видит: на колокольне снова и снова вспыхивают огоньки выстрелов. Над Бориной головой взвизгнули пули, прочертили дорожку на снегу. Мальчик еще в сознании, машет танкистам в сторону собора.
Танк вплотную подошел к раненому Борису, стальным бортом прикрыл от пулеметного огня. Башенный стрелок взял на прицел «кукушку». После третьего выстрела вражеский пулемет замолк...
Вот как было написано в газете 20-й армии об этом бое:
«Девятнадцатого декабря танки лейтенанта Дамаскина ворвались в Волоколамск... Они остановились у реки, высадили десант и открыли огонь по фашистам, подготовлявшим взрыв моста.
Первые выстрелы, от которых упал гитлеровец, сделал появившийся откуда-то мальчик с красным галстуком на груди...»
Раненого Борю поднял заместитель политрука Седлецкий. Танкисты доставили пионера в полевой госпиталь. Оттуда он был отправлен в Москву, в хирургическую клинику. Ранение оказалось тяжелым – пуля застряла в позвоночнике. Спасти жизнь юному патриоту не удалось. Он умер в клинике 18 марта 1942 года. Похоронен в Москве на Преображенском кладбище.
В письме к родителям Бори Кузнецова из штаба Западного фронта были такие строки:
«...Подвиг Бори – бессмертен. Он навсегда останется в сердцах борцов за свободу и независимость нашей Родины».
Этими словами мы и закончим наш рассказ.
Любовицкий, С. Красный галстук Бори Кузнецова : очерк / С. Любовицкий // Заветы Ильича. – 1965. – 15, 17, 20 апр. : фот.
Список литературы о Борисе Кузнецове:
- Верещагин, Е. Запрещенное имя / Е. Верещагин // Волоколам. край. – 1998. – 21 окт.
- Волоколамск в очерках краеведов / [администрация Волоколам. р-на ; ред.-сост. Титова Ж. Л. ; фот. : Андриевская И. Е.]. – М. : Рос. писатель, 2005. – 279 с. : ил. в тексте и на цв. вкл. – Содерж.: [О Б. Кузнецове]. – С. 42, 43, 102, 105–106, 194–195.
- Измайлова, К. Красный галстук героя / К. Измайлова // Заветы Ильича. – 1971. – 18 дек.
- Лейкин, А. Назвать именем героя / А. Лейкин // Заветы Ильича. – 1983. – 17 сент.
- Леонова, Настя. Волоколамским мальчишкам / Настя Леонова // Волоколам. край. – 2015. – 10 апр. : фот.
- Онуфриев, И. Юный партизан / И. Онуфриев // Заветы Ильича. – 1975. – 26 апр.
- Память: атлас памятников воинской славы Волоколамского района / [авт.-сост. : Бабурова Т. И., Волков Р. Л., Дроздова Н. В., Иванов В. И., Симакова Е. А., Широков В. В.]. – Тверь : ГЕРС, 2010. – 205 с. : ил. – Из содерж. : Мемориальная доска Б. Кузнецову (Панфилова ул., 42/3, на здании средней школы № 2). – С. 43 : фот. ; Улица Б. Кузнецова. – С. 55 : фот.
- Ратная слава Волоколамского края / [авт. текста В. Широков ; ред.-сост. Ж. Титова]. – М. : Рос. писатель, 2005. – 170 с. : ил. – Из содерж.: Пионер Борис Кузнецов. – С. 157–160 : фот.
- Столярова, Н. Прошло 53 года / Н. Столярова // Волоколам. край. – 1994. – 20 дек.
- Широков, В. Выстрел у моста / В. Широков // Волоколам. край. – 2006. – 6 окт. : ил.
- Широков, В. Пионер Борис Кузнецов / В. Широков // Заветы Ильича. – 1991. – 10 авг. – (Их имена в названьях улиц).