Рядовой невидимого фронта
Михаил Егорович Абрамов
– Давайте знакомиться, – тихо сказал попутчик Жовнер Яков Михайлович, украинец. На нем было обмундирование командира Красной Армии.
Михаил Абрамов, в свою очередь, коротко сказал о себе. Дальше ехали молча. Смоленск остался позади, машина свернула на проселок. И вот грузовик остановился. Недавние невольники увидели одноэтажное здание, обнесенное колючей проволокой, с часовым у ворот. Невдалеке темнела маленькая деревушка. Доставленных сразу отвели в баню. Их обмундирование, кишащее насекомыми, тут же сожгли, но новая их одежда опять-таки представляла бывшую в употреблении красноармейскую форму.
И вот конвойный ведет их в помещение, служившее раньше больницей, кому-то докладывает лающим говорком, затем распахивает одну из дверей: «Комм!».
Их встретил немец в форме офицера вермахта, старавшийся показать любезность. Он чисто говорил по-русски, уверяя, что в первую мировую войну находился в России, в плену. Затем без всяких церемоний гитлеровец объявил: «Здесь мы содержим нужных нам людей. Если бы вы остались в лагере, то разделили общий жребий. Но вы туда никогда больше не попадете», – добавил он со значением. Абрамов и Жовнер поняли сразу, на что намекал «любезный» шеф. Этот разговор дал как раз обратную отдачу. Абрамов с Жовнером еще более сблизились меж собой, договорились при малейшей возможности вернуться к своим, чтобы бить заклятых оккупантов.
Первое время новичков немецкой диверсионно-разведывательной школы в деревне Катынь близ Красного бора не обременяли никакими заботами. После двухмесячного кошмара концлагеря требовалось восстановить силы узников. Им указали место в казарме, поставили на довольствие. На третий день немец в униформе сфотографировал новичков в фас и в профиль, а где-то 15 декабря начались занятия с первым набором курсантов.
Михаил Абрамов, пройдя ад концлагеря, отлично знал цену фашистской «гуманности». Без иллюзий понимал, что лишь случай спас его от неминуемой гибели. А предыстория «везения» заключалась в его юношеской любознательности. В предвоенные годы в кружке Осовиахима изучил он радиодело. Понимал и другое – малейшая оплошность может его погубить. Так на днях произошло с молодым лейтенантом, бывшим взводным. Как-то он в разговоре с несколькими парнями, толкавшимися возле него от нечего делать, заметил о бессилии вермахта взять Ленинград. А уже вечером взводный куда-то бесследно исчез. Бежать он вряд ли мог, так как школа денно и нощно охранялась фашистскими часовыми. Никого никуда не выпускали. Но кто-то видел двух немцев, возвращавшихся из леса с лопатами. Этот эпизод еще больше обострил бдительность. Тогда же появилось у Абрамова желание запомнить все, все лица и приметы обитателей Катыни. Это и должно было пригодиться...
В пестрой компании с сомнительными типами, с ярыми врагами советской Родины, в обстановке слежки требовалось не вызывать никаких подозрений. Единственный, кому он доверял, – капитан Красной Армии Я. М. Жовнер, бывший его сомученик по концлагерю в Смоленске. Друг по несчастью выказывал полное взаимопонимание, хотя внешне они это скрывали. Хоть не говорили о самом главном, памятуя, что «утро вечера мудренее», однако в жизни, полной смертельного риска, друг другу доверяли как никому более.
Хозяева учебного центра подготовки агентов для заброски в советский тыл вскоре после нового года пригласили курсантов по одному для заполнения анкет и взятия подписки о верной службе гитлеровскому рейху. Преподавателями в школе были молодые немцы в форме. Пользуясь услугами переводчика, обучали курсантов радиоделу, топографии, диверсионному ремеслу. Так шел день за днем.
Хозяева разведцентра не скупились на пропаганду «исторических побед» германской армии. В школе часто демонстрировали кинохронику, раздували ажиотаж вокруг каждого успеха вермахта. И чем больше пытались гитлеровцы уверить питомцев школы в непобедимости германской армии, тем большее сомнение в достоверности они вызывали.
В середине лета 1942 годя Абрамов был вызван на беседу шефом школы, который поинтересовался, с кем бы Абрамов согласился отправиться в тыл русских. Парень с берегов Ламы без колебаний назвал имя Жовнера.
Случались в Катыни и другие разговоры и встречи. Однажды один из курсантов по фамилии Богомолов, о котором говорили, что он кадровый офицер Красной Армии, когда поблизости никого не было, сказал Абрамову: «Сынок, запомни, пусть до Волги, до Урала дойдут – Россию никогда не победить». Слова эти запали в душу.
И вот после тщательной проверки и инструктажа Абрамов и Жовнер были выброшены с фашистского самолета на территорию Калининской области. Новоявленные диверсанты обязаны были радировать в гитлеровский центр об обстановке на железной дороге Москва – Ленинград. Гитлеровцы, видимо, умышленно не проводили парашютной подготовки, чтобы прыжок в ночную бездну для новичка также становился испытанием.
Участи тех, кто робел, можно было не завидовать...
Михаил Егорович Абрамов и спустя 40 лет отчетливо помнит свои мысли и чувства, клокотавшие в груди, когда, погасив парашют, он опустился на овсяное поле. С нетерпением отстегнул лямки парашюта, снял и швырнул на землю вещмешок. Вздохнул полной грудью чистый свежий воздух. Было ощущение воскресения, избавления от смертного недуга. И мысль: быстрей к своим...
Но вот рассвело. Он действовал, как заранее договорились с Жовнером. Оставив в поле все снаряжение, пошел на далекие голоса. А голоса были девичьи, и пели «Катюшу»! На полевой дороге встретились девушки в военной форме и молодой младший лейтенант. Они дружно отдали честь Абрамову, так как он был экипирован в форму старшего офицера Красной Армии.
– Нет, – в душе рвалось отречение от всего навязанного врагами. Он отозвал младшего лейтенанта в сторону: как мне пройти в особый отдел вашей части? И они пошагали по утренней дороге вместе.
Но нелегкая судьба Михаила Абрамова уготовила ему новую роль. Раньше он искал в прицел «юнкерсы», крестатые танки, бил из карабина. Теперь он стал бойцом невидимого фронта. С того момента, как по согласованию с чекистами города Калинина отстукал радиограмму: «Приземлились в лесу. Трудно найти квартиру. Устроились на железной дороге у стрелочника. Отдали все деньги».
Больше года еще получали его немецкие шефы информацию, заранее согласованную с командованием Красной Армии. В общем комплексе громадных мероприятий страны и армии по скрытной подготовке готовящегося наступления под Сталинградом сослужили добрую службу и радиограммы Михаила Абрамова...
Нельзя не сказать хотя бы коротко о семье мужественного воина. После первого извещения в 1941-м о «пропавшем без вести» муже Марию Петровну потом, уже в 1943 году, неожиданно начали приглашать в военкомат для выдачи пособий. А писем не было долго – до 1945 года, когда и жена, и мать, и дети узнали определенно о том, что их муж, сын и отец жив. А также о том, что, пройдя все испытания, он остался верен присяге и советской Родине.
Л. Николаев.
г. Волоколамск, 1982 г.
Послесловие. Наш постоянный читатель и рабкор Л. Бухарева в недавней публикации «Лишь Иван Сусанин вне подозрения...» упрекает краеведа В. Широкова в некой односторонности при освещении подвига панфиловцев 16 ноября 1941 года. Тем не менее, при известных неясностях вне сомнения номер пехотного полка и фамилии всех командиров, день и время суток, место боя от р. Дубосеково до д. Строково и многое другое, на что указывает краевед.
В истории подвига М. Е. Абрамова давно не стало неясностей, статья эта писалась 10 лет назад – в 1982 году, однако отдельные лица косо смотрели тогда на подачу таких материалов. Этот случай, возможно, как никакой другой, говорит, в каком мы, живущие, долгу перед фронтовиками. В долгу мы перед М. Е. Абрамовым и его супругой М. П. Абрамовой, что когда были живы они, люди не могли узнать все это, узнать слова очистительной правды. Все послевоенные годы до ухода на пенсию М. Е. Абрамов трудился в цехах Волоколамского АРЗ электриком. Абрамовы вырастили троих сыновей.
Николаев, Л. Рядовой невидимого фронта / Л. Николаев // Волоколам. край. – 1992. – 24 дек.
