Решаем вместе
Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Сообщите, какие нужны изменения и получите ответ о решении

Навигация

Новинки

Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Нояб 16, 2023 330
Анатолий Ильяхов: Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Век Екатерины

Нояб 16, 2023 290
Михаил Казовский: Век Екатерины

Лишенные родины

Нояб 16, 2023 309
Екатерина Глаголева: Лишенные родины

Тевтобургский лес

Нояб 16, 2023 306
Сергей Вишняков: Тевтобургский лес

Рекомендуем

Книга-юбиляр

Нояб 10, 2022 1088
Александр Грин «Алые паруса» – 100 лет «У синего моря, где бушуют бураны,Жила там…

Путеводитель по Волоколамскому городскому округу

Окт 28, 2022 1286
Путеводитель по Волоколамскому городскому округу
Кутейников, С.Е. Волоколамск. Путеводитель по Волоколамскому городскому округу Уважаемые…

Борис Андреевич Юрковский

Борис Андреевич Юрковский

Июнь 16, 2015 12524
Б.А. Юрковский. Москва, 20 сентября 1906 г.
6 июня 2015 г. в МВК «Волоколамский кремль» состоялась передача уникальных документов,…

Памятные даты

Мы в соцсетях

Партнёры

Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 

Андрея Ивановича Воробьева

15 июня 2020 года на 92-м году жизни скончался выдающийся, всемирно известный ученый, терапевт и гематолог академик РАН Андрей Иванович Воробьев.

Андрей Иванович был одним из лучших диагностов в мире, он создавал, разрабатывал, организовывал, но самое главное – лечил! Воробьев лечил всех – от пионера до пенсионера, от бродяги до президента. Во время чернобыльской аварии А.И. Воробьев – среди главных участников ее ликвидации, во время землетрясения в Армении – он среди организаторов спасения. В 1991 году, сразу после путча, А.И. Воробьев возглавил министерство здравоохранения России. За свое недолгое пребывание на этот посту он сумел подготовить указ, подписанный Борисом Ельциным, по которому высокотехнологичная медицинская помощь финансировалась отдельной строкой из бюджета, и таким образом тогда большая медицина в стране сохранилась.

Волоколамцам хорошо знакомо имя Андрея Ивановича Воробьева. Ведь свою трудовую деятельность потомственный врач Воробьев (дед и отец тоже были врачами) начинал в Волоколамской районной больнице, где занимался и терапией, и акушерством, и патологической анатомией, и педиатрией. О своей работе на волоколамской земле, о своих учителях, коллегах, пациентах Андрей Иванович рассказывал в беседах и интервью. В этих воспоминаниях звучат имена Николая Михайловича Плотникова и его жены Веры Сергеевны, профессора Лямберта, Владимира Ивановича Варсобина, Ивана Михайловича Онуфриева и его жены Софьи Михайловны, Раисы Михайловны Троицкой, Анны Михайловны Кокаревой – медсестры, на руках у которой умирал раненый генерал Иван Васильевич Панфилов, пациента Бутрешкина и многих других.

Предлагаем вам фрагменты волоколамских воспоминаний Андрея Ивановича Воробьева.

*

«Когда мы познакомились, Николай Михайлович заведовал акушерско-гинекологическим отделением и одновременно рентгеновским кабинетом… А вообще он был блестящий хирург. Работали с ассистентом, второго хирурга обычно не было, его роль обычно выполняла операционная сестра, а на наркозе стояла нянька или сестра – и все. Резекцию желудка он делал за полчаса: это поразительная скорость, абсолютная бескровность и отсутствие осложнений. Гнойных перитонитов после операции – не помню, расхождения швов – не помню. Во время операции он был предельно прост, никаких криков, шума, спокойно, как будто бы он пишет статью. Стоит и работает… Оперировал он конечно преимущественно на брюшной полости, на грудной – только если травма. Но травма – и черепная и любая полость, переломы, все.

Вот сцена. На спуске от Покровского в сторону Волоколамска маленький ручеек и попутная машина загрузила в кузов человек двадцать и тормоза видимо не сработали, шофер ушел на обочину в кювет, машина перевернулась и накрыла людей. Волоколамское шоссе было одним из самых безобразных по аварийности. Побили людей: скальпированные раны, множественные переломы. Это обычная практика у районной больницы, находящейся возле трассы…

Николай Михайлович, когда немцы подходили к Волоколамску, решил эвакуироваться… Раненые остались в Волоколамске, их не вывезли всех. В каком-то селе телегу остановила толпа – в пыли лежит мальчишка с развороченным животом, кишки лежат прямо на земле. Николай Михайлович взял его, положил на стол, мыл мылом. Это известная тактика, потом ее не стало: вымыл теплой водой, до последней песчинки отмыл брюшную полость мылом. Кишки у мальчика не были разорваны, просто вывалились. Вымыли, уложили кишки на место, зашили наглухо и уехали дальше. Прошло несколько лет, на призывном пункте Николай Михайлович увидел паренька с рубцом после срединного разреза брюшной полости. Спрашивает у него: «Откуда рубец?» Тот: «Николай Михайлович, вы что, не помните меня?» Конечно, он не помнил – был мальчишка, а тут уже здоровый мужик.

Они двигались на Москву, но немцы их обогнали. Когда немцы прошли мимо них, это было возле деревни Ситниково, они повернули обратно к Волоколамску: поняли что уже пробиться в эвакуацию не удастся… Вернулись, Николай Михайлович пошел в больницу, там лежали наши раненые. И вот тут произошло то, о чем никогда никто не рассказывает. Немецкий военный врач пустил Николая Михайловича оказывать помощь раненым. Он оперировал, перевязывал. Ему этот немец подкидывал материалы, дал сульфидина, а он тогда был почти на вес золота. Его не было, – а это для сепсиса решающий вопрос, да и для любых инфекций тогдашних. Они договорились, и Николай Михайлович на том бараке, где лежали раненые, вывесил табличку: «Осторожно! Инфекция! Не входить! Тиф!» И туда никто не входил. Никаких покушений на жизнь раненых со стороны немцев не было. С одной стороны эта надпись, с другой стороны конечно прикрытие немецкого врача. А когда кто-то выздоравливал, они его выдавали как мужа из деревни…

Эти раненые, которые лежали в больнице, были из панфиловской дивизии. Там были и узбеки, и казахи, и русские. Формировалась эта дивизия в Алма-Ате. Уличных боев в Волоколамске не было: он находится в некоей ложбине, легко простреливаемой с окрестных высот».

*

«Я приехал, работа есть, участковый врач по трехзвеньевой системе, тут же меня намылили ехать совершенствоваться по патанатомии. Стал патологоанатомом после двух месяцев стажировки. Ну, уж какой я там был патанатом, Бог ведает. Терапевтом я был неплохим, потому что нас очень здорово готовили, и я отлично помню, что в лужу садились исключительно редко и по трудным случаям. Завалиться на пороке сердца, на пневмонии, на аппендицитах, грыжах – это было исключено.

Однажды я промазал – была девчушка с тяжелой ангиной, температура 40, я ей дал норсульфазол, а у нее температура не падает, я ничего не понимаю. Обратился к главному врачу, она же заведовала терапевтическим отделением – Раисе Михайловне Троицкой. Она на девчушку только взглянула, задрала рубашку и показала – розеолы на животе – брюшной тиф. Откуда я должен был знать, что брюшняк может сопровождаться ангиной? Мы инфекции проходили, брюшняк я видел, но наверно, один случай, а Раиса Михайловна нагляделась на эту «прелесть». Брюшняк еще имеет характерную черту: это своеобразная бледность лица, очень тяжелый статус, интоксикация, которую никакая ангина дать не может. Плеск журчания в илеоцекальной области, если ты подозреваешь, конечно, найдешь».

*

«История начала 30-х годов. Где-то в поле, недалеко от Волоколамска сел французский самолет. Француз летел на маленьком частном самолете к своей невесте в город Москву. Они где-то когда-то познакомились, какая-то романтическая история. Он решил, что к ней слетает, но не дотянул, топлива не хватило. Вышел летчик, его никто не понял, привезли его к учительнице французского языка. Он не мог понять, на каком языке она говорит... Тогда привезли Софью Михайловну Плотникову. Когда пришла Софья Михайловна, он услышал хороший парижский говор, все понял, она ему все объяснила, где он, что он... Ясно, что к этому подключились спецслужбы, его посадили в машину, ее посадили вместе с ним, она была переводчицей, и повезли в Москву. Потом он уехал во Францию свободно, это было начало 30-х годов, еще либеральные времена. Он написал воспоминания и очень тепло говорил о Софье Михайловне, которая спасла его от полной немоты».

*

«Я уже работал в Волоколамске, ко мне привезли женщину, у которой нога попала в камнедробилку. Картина жуткая, множество переломов ноги – голени, бедра. Но оказалось, что бедренная артерия цела. Все забито мелкими камушками, песком. Тогда там работал Владимир Иванович Варсобин, фронтовой блестящий хирург. Я прихожу, ее Варсобин оперирует, ногу ее собирает. Я спрашиваю: «Что Владимир Иванович, будете ампутировать?». А он: «Стой и смотри. Учись. Тащи воду». Принесли таз с теплой водой и обычное хозяйственное мыло. Он разводил это мыло и водой с мылом поливал ногу, вылущивая оттуда камни и песок. Длилось это долго, но это картина запоминающаяся, потому что живого места не было в этой ноге. Все вымыл, вычистил, наверно, часа 2 мыл. Сложил все в лунки костей, никакого вытяжения, потому что мышцы порваны, они не сокращались толком. Положил гипс и оставил квадратики для наблюдения, сказав, что когда черви появятся, значит все в порядке. Это теперь уже известно, что там селятся опарыши, которые съедают гной, бактерии и создают вокруг себя обстановку некой стерильности. В общем, месяца через 2 женщина, хоть и на костылях, но на своих ногах, ушла, ногу не ампутировали».

*

«Морг у нас был в маленькой церквушке, в часовенке. Их было 4, в 3 жили, а в одной помещался мой морг. Перекрытия были деревянные, кто-то от большого ума деревянные перекрытия залил цементным раствором. Конечно, все это гнило. В один прекрасный момент привезли труп, положили его на стол. Арина – моя препараторша-лаборантка, которая помогала во всем, провалилась в подвал этого помещения, вместе с трупом. Выволокли ее, ничего особенного не произошло. Арина на этой работе нажила себе хороший капитал, купила себе дом. Дело в том, что когда я занялся патанатомией, стал много читать. В частности – Скворцова Михаила Александровича, который был изумительным патологоанатомом, той же школы, что и Абрикосов, и Крюков: никифоровская школа по приготовлению препаратов, а заодно – по бальзамированию трупов. Какой нужно раствор заливать в вены трупа, чтоб он не портился? Это пропорция формалина, глицерина. Очень важный элемент – глицерин, потому что он сохраняет окраску. И Арина, по-видимому, брала за это бальзамирование с граждан, которые ее благодарили за сохранение трупа. Вскрытия-то были обязательные, тогда не торговались – умер в больнице, значит вскрытие, и никаких разговоров».

*

«Бывали, конечно, конфликты. Один раз больная принесла кусок сала, пыталась мне его всучить, а я послал, она обиделась. Вообще не принято это было. И вообще не нужно на прием приносить что-нибудь, тем более деньги. Я вообще не помню, чтоб деньги кто-то тащил. Как-то ко мне пришел мой старый пациент и принес маленький мешочек лесных орехов. Спасибо, хватило такта не обижать его.

Иногда приходили к врачу и с лопатой, с ножом. Это был 101-й километр, по амнистии возвращались все: наркоманы, убийцы и т. п. Это обычные ситуации. Очень важно при этом не кричать, а попытаться спокойно поговорить с человеком. Такой случай был у Инны, она была тогда одна, медсестра вышла. Она уговаривала больного с ножом, между ней и дверью был больной, и она уговаривала его, что бы он не бросился, потому что выйти она не могла. И – уговорила».

По материалам газеты Вестник Московского Городского Научного Общества Терапевтов Московский Доктор. – 2009. – № 10 (99). – С. 1 –3.

10 июня 2008 г. Андрей Иванович приезжал в Волоколамск на открытие мемориальной доски своему учителю и наставнику Николаю Михайловичу Плотникову.

Андрея Ивановича Воробьева

Он был народным доктором // Волоколамский край. – 2008. 12 июня. – С. 3: фот. – (Земляки).

1 1 1 1 1 1 1 1 1 1 Рейтинг 0.00 [0 Голоса (ов)]